– Какое там ращение, – сказал Ипполит Матвеевич, – для окраски.
Тут поднялся новый галдеж. Могучая кучка пронюхала, что все четыре стула автор спектакля утащил в свою каюту.
Вдова отвечала смутным рокотом, в котором можно было разобрать только «товарищ» и «очень вас».
Через полчаса его развезло окончательно, и он произнес филиппику, направленную против буржуазной прессы.
– Я кормилец семьи, – сказал он, – мне полагается усиленное питание.
Коля ушел. Остап поднялся к Иванопуло и посмотрел вниз. Ипполит Матвеевич стоял наискось от дома, прислонясь к чугунной посольской ограде.