Спохватился, вошел, первым делом на теткин компьютер посмотрел: читает она там новости? У него взяли паспорт, вгляделись. Не подмигивали, никак на блат не намекали.
Наверное, набрал – и поговорили голосом, потому что букв от этого разговора не осталось. Буквы слишком одинаковые, самого важного им не доверить.
Мне не на что отпеть тебя и не на что похоронить. Я еду к тебе с пустыми карманами. Агенты ритуальных услуг требовали от меня поступить по-христиански, но мне не на что. Я теперь не знаю, что они сделают с тобой и что – со мной. Ты не простишь меня? Ты всегда говорила мне, что слова ничего не стоят, что всем моим «прости» – ноль цена, слова просто звук, значение имеют только дела. Но я везу тебе одни слова.
– Мы тут с Мухтаром на границе бдим. Если я буду вслух нежничать и хихикать, наркодилеры нас раскусят и пойдут другой тропой, – написал Илья.
Пристроил телефон на баре заряжаться: тот слабел, измотанный, пил только маленькими глоточками.
Тут осекалось, недоконченное. В четверг Хазин начал писать, а в пятницу, может, хотел додумать и отправить. Но отправить в пятницу ему Илья не дал – да и было уже, в любом случае, не ко времени.