Она ответила не сразу – а потом вдруг пришла фотография. Илья щелкнул по размытому контуру, чтобы загрузить ее – и ослеп.
Подумал, закрутил сахарный вихрь против часовой. Переписка совсем недавняя была. Пара дней ей. Вряд ли все случилось уже. Груз, значит, у Синицына этого где-то. А деньги у абрека. Все ждут обмена. Но без Суки у них ничего не выйдет. А Сука лежит лицом в сточной воде.
– Я ничего такого тебе не говорила, Петя.
Внутри башки бубнил неразличимо и скучно синий прокурор, Илья его краем уха слышал, но слушать было и не нужно, так все понятно. Ожесточенная сучья пьянка, его злые напоказ снимки с блядьми, его страх в пятницу побыть хоть сколько-нибудь одному, и его готовность со случайной женщиной расстаться, его к Нине трусливое молчание и его признание, почти полностью составленное и все-таки не высланное… Заключение было обвинительным.
– Гастарбайтеры гребаные оставили… Надо закрыть, наверное? А то свалится кто-нибудь.
Илья зачем-то слез со стула, посмотрел на свое отражение в окне, постучал по столу, думая, какая все-таки она вредная зараза. И тут заметил: стрелочка на телефоне загорелась. Не горела, значит, раньше? А сейчас – почему? Надо было прощаться.