– За что ты меня, мразь? Раскрываемость поднять? За облом оттоптаться? От скуки? Для чего?
– Гошу? – растерянно переспросила девушка.
С кого, как не с него? Судья человек безмозглый и бессердечный, ей когда мантию выдают, грудину полой делают. Суд так устроен, что оправдать никого нельзя: за оправдание оправдываться придется. Если до суда дошло – точно приговорят. У судей глаза искусственные, им живыми глазами на обвиняемых глядеть противопоказано. Вся защита у обвиняемого – от следователя. Если до суда дело не развалить, хана. А от судей защиты нет, так что и мстить им без смысла. Это Илья теперь знал: в колонии научили.
Петя молчал. Лежал калачиком, сломанным эмбрионом, лицо бурая маска, закоченелый и ледяной, от белого яркого фонаря не щурился.
Сделал еще полшажка вверх, опустил голову, как Петя опускал, уперся хребтом в крышку – замычал – и выдавил ее; выкатился на лед, задвинул блин и сразу, шатаясь, на полусогнутых, не оглядываясь назад, потрусил к выходу из кирпичного лабиринта.
Илья сунул руку в карман, обнял замерзший телефон пальцами.