– Я свой глоток сделала, будешь за мной допивать! Ты на сколько сможешь?
Не спрашивали, а требовали. С работы? Или по бизнесу партнеры? Какие там еще люди ждут в час ночи? Для чего? Знают, где Петин дом?!
Младенец от качки запричмокивал, забеспокоился. Стал хныкать. Мешал вслушиваться.
– Вы Гуля? – зачем-то спросил Илья. – Не Роза?
Илья глянул себе внутрь, в муть. Жалости к Суке там не было. Раскаяния в том, что убил, не было тоже. Не горчило от греха. Хотелось бы почувствовать торжество справедливости: это ведь единственный раз с ним в жизни, когда бог отвернулся и Илья успел по-своему справедливость навести. Расплата, ма? Нет, ничто там вчера не восторжествовало. Просто подонок сдох. Брезгливость к Суке у Ильи была от того, как Петя некрасиво умирал; и к себе брезгливость – от того, что он его смерть через трубочку, как клубничный коктейль из Макдака, втягивал. И злость оставалась на Суку за то, что тот не смог с Ильей переговорить по-человечески из-за своего дырявого горла.
За окном у Ильи ветер стал закруживать разваливающийся мокрый снег. Депо утонуло в серости. Он подождал-подождал и зашел в альбомы. Забрался по датам в прошлогодний Петин октябрь.