Выскочил голым в коридор, пожалел, что ствол в кухне спрятан – но нет, не домофон звонил. Звонило в материной комнате.
– Ты ведь на Новый год заскочишь к нам? Хотя бы проездом. Мама.
Ум после судороги оцепенел. Илья намешал кислого сахара в кофе.
Петя ничего не ответил, но не сдался, действительно. Выждал еще неделю – остыл – и двадцать третьего января снова пошел на приступ.
Магомед молчал – то ли насмехался над его наглостью, то ли просто вычеркнул уже Хазина, нашел понадежней поставщика; то ли с кем-то пока советовался? Ни отказа от него не было, ни согласия.
А последний год разговоры часто ее слезами кончались. Хотя чего уж было плакать, когда всего ничего оставалось, в сравнении с отбытым. А что он может ей сказать, когда рядом или вертухай, или, хуже, блатной, у которого Илья свою маму на минуту откупил? Так что, как только она – в слезы, Илья сразу отбой давал. Нельзя было иначе. Понимает она это?