— Я боюсь, что наши слова сольются, и придется говорить: в наше тихое и спокойное последнее время. Вот этого-то я и боюсь.
Сай, на этот раз не уловивший иронии, важно и вместе с тем почтительно кивнул.
И все-таки — с какого момента Беседа превращается в поединок и наоборот? Где зародыш насильственной смерти?! Можно убить, ненавидя — но разве в Шулме ненавидели рабов, сходясь с ними лицом к лицу во время тоя?
Последняя мысль о вымирании принадлежала не старухе, а Единорогу.
Никогда не простит себе Гвениль сегодняшнего проигрыша в рубке…
А я понимал, что не зря Шешез вчера приходил ко мне в гости, и не зря сейчас он перестал ломать комедию и заговорил всерьез.