Проха заорал (нос-то и без того сломанный), закрыл харю-физиономию руками. Сенька рванул с места. Еле поспел – его уж сзади схватили за шиворот. Ветхая ткань затрещала, гнилые нитки лопнули, и Скорик, оставив в руке у Прохиного знакомца кусок рубища, понёсся вперёд, в темноту.
– Са-а. Господзин, а потему “убийца”, не “убийцы”?
Из балета поехали в бордель (так по-культурному шалавник называется), учиться культурному обхождению с дамами.
– Смерти хочу, – тихо, яростно сказал кавказец.
Сел на землю, одной рукой за горло держится, другой нос зажимает, рот разинут, глаза закатились. А кровищи-то, кровищи!
– А-а, – протянул голос. – Направо иди. Третья дверь.