Сел на землю, одной рукой за горло держится, другой нос зажимает, рот разинут, глаза закатились. А кровищи-то, кровищи!
– А-а, – протянул голос. – Направо иди. Третья дверь.
Уже выходя, Скорик заметил у самой двери вроде как малый моток белой шерсти. Наклонился, увидел мёртвого кутёнка Помпония, и здесь оказалось, что у первого Сеньки далеко не все слезы вытекли, много ещё оставалось. Хватило на всю дорогу до Спасских казарм.
– Ты, – говорит, – прости меня, Сеня, что я от своей совести ста рублями откупался. Мне бы хоть раз самому съездить да проверить, как ты там проживаешь. Хотел ведь я, когда твой отец умер, вас обоих к себе взять, да Пузырев намертво вцепился – родной племянник, я мол, сестрина кровь. А ему, выходит, только деньги нужны были.
По дороге меж ними вышел спор про то, какая она, – Смерть, – хорошая или плохая.
Сенька шевельнулся – и снова инженеровы пальцы предостерегающе забарабанили по его макушке: тихо сиди, не время ещё себя показывать.