— Думаю, что от вас они просто так не отстанут, раз вы дважды их побили, они ещё раз придут, в упрямстве им равных нет.
Он ничего никому не говорил, и никто с ним не заговаривал, он то и дело ездил из конца колонны в начало и молча смотрел за тем, как мучаются на этой адской ночной дороге, как кряхтят и ругаются, вытаскивая мокрые башмаки из липкой глины его люди. Максимилиан и Увалень мрачными тенями следовали за ним, небольшими лампами пытаясь хоть как-то освещать эту тяжкую картину.
Всё было церемонно и траурно, жаль, что только церкви не было с колоколами. Почти все женщины плакали, а мужи были печальны.
— Да, дядя, — говорил Бруно Дейснер, юноша был взволнован, — я всё буду делать сам, за всем сам буду следить, и Михель мне поможет.
— Много ли мозгов в их бараньих головах, — продолжал монах громко, — если решились они на дерзость такую, что возомнили одолеть нашего господина, кавалера Фолькова? Человека, которого Святая Матерь Церковь считает опорою своею и хранителем веры. Это всё равно, что осмелиться противиться Богу, ведь господин наш есть Длань Господня, рука Господа. Вижу я, что Бог покинул этих болванов, ибо головы их пусты, как старые бочки. Солдаты от души смеялись, слушая его, и ничего, что были они мокры и что дождь не прекращался.
— Да и то у меня не получится, ни телег сейчас для обоза нет, ни лошадей.