Глаза у Уве уже черные от гнева. Татуированный бугай, быстро прикинув, счел это весомым аргументом – старичок-то, по ходу, реально разбушевался – и чуть приметно повел кончиком носа вверх, потом вниз.
– Он наверняка предпочел бы умереть как-нибудь поприличней: лучше уж на морозе околеть, чем так вот задохнуться.
Жене нравится его костюм. Говорит, Уве в нем очень элегантный. Уве, разумеется, как всякий здравомыслящий человек, придерживается мнения, что в будние дни только пижоны щеголяют в нарядных костюмах. Но для сегодняшнего утра, так и быть, сделал исключение. И даже обулся в парадные черные ботинки, не пожалев на них гуталина.
Их мама хотела что-то высказать Уве, но передумала: недосуг. Вразвалку она шествует к входу, придерживая рукой колыхающееся пузо, словно боится, что вот-вот родит.
Десять минут они клеят камеру. Уве говорит, что делать. Адриан молчит. Однако вникает и работает на удивление споро: руки у паренька, как оказалось, растут из правильного места, это даже сам Уве готов признать. Работают что надо, не в пример языку. Достав из багажника «сааба» тряпку, оттирают мазут, друг на дружку стараются не смотреть.
– Наверно, в туалет пошел, – бормочет старшая.