– Н-н-не-е-е бу-у-у-ду, – по-овечьи блеет она и корчит ему рожу – эта ее манера ох как поднадоела Уве за последние недели. – И спасибо, что зашел вчера, – добавляет она.
– Хех, это вот это, что ли, клумба? – добродушно скалится он, кончиком языка поправляя табачный ком.
Минуту погодя Уве, торжествуя, втаскивает на крыльцо лист кровельного железа величиной с палас для гостиной. Анита не понимает, как такой большой кусок железа умещался в сарае и почему она его не замечала.
Парване вразвалку семенит к велосипедному сараю, оттуда – к домам. Ее и без того миниатюрные ножки кажутся крохотными по сравнению со здоровенным пузом.
– А кроме того, где это видано, чтобы солдат возвращался со службы в пять дня каждый будний день?
Ладно, четыре года погодя Уве все же сумел хоть немного поквитаться с обидчиком – не дал тому поменять окна в доме: тридцать три письма и дюжина телефонных бесед на повышенных тонах возымели действие – городская градостроительная комиссия приняла сторону Уве, согласившись, что «замена окон нарушит целостность восприятия архитектурного облика поселка». Три года после этого Руне величал Уве не иначе как «чертовым буквоедом». Уве принимал его слова как комплимент. А на следующий год сам поменял окна.