Теперь там полыхало и гремело, и летели искры, как из исполинского разворошённого костра. Было светло. Иван Дмитриевич зарулил к пруду, выскочил из машины, не глуша мотор и не выключая фары. Земля под ногами ходила из стороны в сторону, словно под слоем дёрна волновалось разбуженное болото.
Дрожащими пальцами сковырнул колпачок, игла вошла в бедро рядом с дырой от пули. Мягко качнулся вперёд поршень, и алая, точно кровь, жидкость задвигалась, в ней проявились золотые искры.
— Нет! — испуганно вскрикнул ребёнок. — Не надо его никуда вести.
Меренкову потребовалось секунды полторы, чтобы осознать ситуацию.
Куда-то делся воздух. Иван Дмитриевич нашарил пульт, включил звук.
— Я не знаю… — вдруг сказал он громким и тонким голосом. Тишка никогда не слышала, чтобы дядя Ёсич так разговаривал. — Я не знаю, как тебе помочь, душа моя… Нет, я знаю! — он вдруг бросил отвёртку на подоконник, она откатилась в сторону и упала, но дядя Ёсич не обратил на это внимания. — Знаю, но для того, чтобы достать тебе этот кондёр… Тебе это правда важно?