Трое останавливаются на льду, смотрят на меня недоверчиво, переглядываются.
Старик любовно провёл по дырам заскорузлыми пальцами, коснулся торчащих короной краёв. Металл выгнуло, как жестяную банку, и раскрасило кровавыми пятнами ржавчины. Одной секции не хватало, и вместо неё кто-то заботливо прибил рабицу.
А тут — тихий шелест и свист, как будто кто-то на одной ноте насвистывает сквозь зубы. И ничего не видно, только далеко, над разбитым терминалом аэропорта, кружит ворона.
— Коля, — отвечать было радостно и легко, хотелось поделиться всей своей жизнью, доверить её доброму Светлому. — Коля Буров.
Её лицо оставалось непроницаемым как маска. Ни слезинки, ни малейшей эмоции. Буру сделалось не по себе. Он кивнул. Придвинул тарелку.
— Почему всё-таки так темно? — спросил Тихий. — Это так и должно?