— На врагов так не сердятся, — объяснил я. — А чего поссорились?
Давние события, запустившие отсчёт всему последовавшему, казались фарсом, водевилем, небывальщиной. В те дни, возвращаясь с работы в съёмную жулебинскую однушку, Бур прилипал к телевизору. Пытался в коротких репортажах выцепить, разглядеть, что ещё за светляки объявились в соседней стране, и почему с их появлением там всё пошло наперекосяк. Он рыскал в интернете, шерстил соцсети, перечитывал свидетельства участников событий, их знакомых и «друзей друзей». На фотографиях митингующей перед президентским дворцом толпы изредка попадали в кадр высокие бледнолицые фигуры, всегда с краю, вдалеке, не в фокусе. А в рассказах очевидцев раз за разом встречались упоминания то «лучезарного человека, не испугавшегося тоталитарной репрессивной машины», то «раздававшего чай и печенье волонтёра, от которого исходило чистое сияние», то «оратора, наполненного внутренним светом».
— Ну что, мальчики, — сказал он наконец. — Займёмся делом?
— Нам запрещено на службе знакомиться… Но, если захочешь, приходи после Нового года в киноклуб Ханжонкова в «Звёздочке». Это кинотеатр такой. Я там буду тусить с друзьями.
— Ну счастливо, красотуля! — дядька осторожно взял её за плечи и слегка потряс. — Обратно со смены я недельки через две, если припозднишься — номер знаешь, домчим до Москвы в лучшем виде.
— Джорджа Мартина, — попробовал угадать Тихий.