— Какой тогда смысл был чистить зубы и есть суп? — спросила Катя, стоя рядом со мной на балконе, пока я курил послеобеденную сигарету.
Я сделал ещё глоток. Хороший вопрос… Правильный вопрос.
Зря Константин Павлович боится. Эта женщина налету всё читает и схватывает. Ей мгновение нужно, чтобы переключиться. Катя вот до сих пор глазами хлопает, а мама уже запустила новую программу, обработав скудный набор полученных данных.
— А то свалю в прекрасное далёко, а там скажут: и на фиг ты нам такая нужна красивая, ничего не умеешь даже. Так хоть танцевать научусь.
— Да, вот так. — Катя в ответ смотрела смело, с вызовом.
Аня жила в уютной однушке хрущёвского разлива. Большую часть единственной комнаты занимал старинный шкаф. Открыв его, я присвистнул. Это было царство Аниной одежды. Платья, кофты, зимнее пальто, плащ, на полках — джинсы, спортивная одежда. Были ещё ящички, но я их открывать не стал. Мне ж не двенадцать лет в самом деле, Господи… Нет, нет, я не буду открывать ящички. Сказал, нет. Ну вот, ну всё-всё, успокоились, двери закрыты, соблазна нет, отвернулись.