Он пыхтел, глядя на меня. Лицо налилось кровью. Я сделал ещё одну глубокую затяжку — последнюю — и бросил сигарету на асфальт. Тщательно размазал носком ботинка.
«Успокаиваешься»… Ну да. Когда меня от окна оттащили, вёл я себя неспокойно. Рвался, плакал, кажется, даже матом ругался, обзывая всех школотой безмозглой и требуя конституционного права на смерть.
— Верно, — не моргнула глазом Аня. — И я бы так и поступила. Но я очень глупая и наивная.
— Так делать — нельзя! — вслух изрёк я. Потом задумался, вспоминая ощущение от прикосновения тончайших девчоночьих губ к моим губам, и глубокомысленно добавил: — Но иногда — можно.
Катя скрылась в подъезде, я услышал топот её туфель по ступенькам. И прикрыл дверь.
— Само не пройдёт, — сказал я на прощание. — Мне придётся поговорить с твоим отцом. И мне важно, чтобы ты в этом разговоре стояла на моей стороне, даже если рядом тебя и не будет.