— Кому? Какое слово? Что вы не поступите на службу в ВЧК? — в свою очередь удивился Дзержинский.
— Знаешь, Саш, ты рассказываешь такие ужасные вещи, — Лиза выглядела очень опечаленной, — И не верится всему этому, и, в то же время, я тебе, почему-то верю. И сама я вижу, что становится всё хуже и хуже. Но мне трудно принять мысль, что надо уехать из моего старого Петербурга. Я здесь прожила всю свою жизнь. Саш, дай мне время привыкнуть к этой новости, прошу тебя. Давай вернемся к этому разговору позже? — попросила она.
— Вестимо знаю, там бывшая сыскная полиция.
— Так куплю, чего же не купить. Лавки, кажись, работают. И на площади рынок еще был, крестьяне там со вчерашнего дня в городе были, может, и не распродались еще.
— Да вы что, доктор! Где я еще такой пинджак найду? Давайте сымем его уж как-нибудь.
Девушка не уходила, заставляя меня гадать: то ли её останавливает простое любопытство, то ли она опасается дальше идти одна.