— Тот, кто говорил за всех, пусть назовет свое имя, — настоял солдат.
Конь ржал, косил глаза до белков, танцевал, пытался лягнуть стражника, кусался и готов был при первой возможности броситься прочь.
— Святая Матерь Церковь наша откроет объятия вам.
Соллон был почти уничтожен. Он не ответил.
Его улыбка уже начинала раздражать солдата.
— Да чего же там красивого, — не согласился с ним сержант, — мрак беспросветный, как в могилу смотришь.