Он отпустил ее руки и приготовился к худшему. Он всё сделал как надо, раз уж опоздал сделать идеально. Едва машина вышла из зарослей, биостанция уже оказалась на самой границе мертвой зоны для пушек. Сделав еще пару шагов, «Избушка» стала фактически безоружной. Можно было, конечно, сразу, с первой секунды, начать прокладывать себе дорогу огнем. Бац-бац-бац – и полный вперед. Но момент упущен.
Леха размышлял над этой загадочной фразой целую секунду.
– Господин лейтенант! Извините, я не говорю на северном сото. А почему вы не пропускаете нашего импрессарио?
«Будущее? – подумал Леха. – Неизбежное оно у меня, будущее. Вытекает из прошлого напрямую. Сдержанно похвалили, взяли интервью в корпоративную газетку, дали премию за вредность. Отчеты приняли – и никакой реакции. На конфиденциальное собеседование так и не позвали. И совсем уже смешно, но даже самый задрипанный куратор из ФСБ ко мне не подошел. Вокруг такой вакуум, будто я заразный. С прошлого ноября сидел фактически без дела, сплошная офисная рутина. А теперь вдруг оплаченный месячный отпуск на Кипр не в сезон. Мы все знаем, что это означает. Вернешься и увидишь, что твое место занято. И идти с такой интересной биографией уже некуда. В крупные компании не возьмут, а игра на понижение… В нее теперь всю жизнь играть можно. С очень предсказуемым результатом».
Во-первых, он с легким изумлением понял, что ссылок на Шрёдингера сегодня было как-то слишком много из самых неожиданных источников. Сначала Тёмкин, потом Сара. И наконец – испуг шефа.
Его схватили за шкирку, основательно встряхнули, отвесили несколько пощечин – конечно, из самых лучших побуждений, чтобы очухался, – и поставили на ноги. Леха молча ловил воздух широко открытым ртом. Воздуха удавалось протолкнуть в себя только-только чтобы не окочуриться, и входил он с хрипом.