Брун, напрягшись, приподнял пулемет и погрузил его в багажник, который сразу ощутимо просел.
— Твою ж мать! — Брун скинул ботинки и нырнул в море.
— Все можно объяснить словами, — Эльза отвернулась к окну. — А руки распускают только дураки.
— Нет! Нет! Нет! — он стукнул кулаком по дубу, сдирая кожу о шершавый ствол, еще раз и еще. Длинные когти выросли на руках, и он полоснул кору, оставив длинные желтые шрамы, зарычал, подняв вверх изменившееся лицо со звериными клыками. — Так. Успокойся. Ты гребаный кувшин.
— Так его слова приобретают дополнительный вес.
— Три тысячи сторнов, — сказала Эльза. — И еще три тысячи, когда мы проанализируем имеющуюся информацию.