Дедок, открывший им дверь, был полной противоположностью Феликсу: мягкий, улыбчивый, весь какой-то округлый — от пухлых ладошек до очков, сидящих на носу-картофелине.
— Брун, ты ранен? — Эльза нервно облизнула губы, отводя взгляд от пастыря.
— Да, хотя там свой БОР действует. Это не тот охотник. Шкура снята куда аккуратнее. Характер порезов иной.
— Ты ведь сама сказала, что опасна, — сказал он, придвигаясь к ней ближе.
Накануне он едва смог уснуть. Ему все мерещились шорохи и чужие шаги, он подхватывался через каждые пять минут, боясь уйти в глубокий сон, и в итоге едва разлепил веки к обеду. Два будильника, заведенные накануне, оказались бессильны против сна медведя-оборотня.
Он остановился только на берегу. Волны с ревом обрушивались на черные камни, море рычало, как хищник, бросалось на человека, шипя от злости, что не может его достать. Скалы то показывались из-под воды черными зубьями, то прятались в пене, чтобы в следующий раз появиться будто бы в другом месте.