– Алёша, у тебя очень плохое произношение. Понять можно, но тебе надо еще много работать над собой.
Далее заселяемся в барак общежития. Меня, как самого молодого, поселили в четырехместную комнату, почти люкс. Прилетевшим со мной дали места там же. Большинство комнат рассчитаны на проживание от восьми до двенадцати человек.
Нам они ничего сделать не могли, не имели права, потому среди толпы образовывались островки из заплаканных женщин, смотрящих на погрузку. Две из них держали на руках детей. Не грудных, лет по пять-шесть. Почти у выхода стоял бывший сиделец, тощий, с наколками перстней на пальцах, и тоже с тоской разглядывающий этап. Выкриков не было, наблюдатели боялись, что за беспорядок конвой в пути отыграется на этапируемых.
Здесь не юг, но и не наш север. Здесь тепло, очень зелено. Фигня всё! Здесь деревья! Не кустики в распадке с человека высотой, а настоящие деревья. Когда самолет садился, наши все прилипли к иллюминаторам. Деревья! Только тот, кто долго обходился без них, может понять наш восторг.
– Хорош! – оценил мастер, а в ответ на благодарности бросил: – Спасибо не булькает! – и выдал кусок линя с карабинами на концах, чтобы прикрепить один к антабке ножа, другой к шлёвке брюк.