— А что не сразу? И новоселье зажал. Так, да? А еще друг называется.
Абрам Семёныч еще шире улыбнулся и гордо заявил.
— Вот и ладушки. Пусть не думают… мы-то дураки, а они-то нет?
Доктор был такой… классический… чеховский… (Знать бы еще кто такой Чехов? Случайно не знаете? Тогда, почему доктор чеховский?). Седая бородка тупым клином. На носу золотое пенсне на цепочке, шапочка-таблетка на завязках полотняная и белая, как и его же халат.
— Воля ваша, но я остаюсь при своем мнении, — сжал губы Ананидзе.
— Не помню. — Перебил я ее. — Ничего не помню, — развел я руками. — Понимаешь, я под новый год умер. На ровном месте. Я даже с неба без парашюта падал и то живой оставался. А тут… И через несколько часов, уже в 1942 году, воскрес. Но с тех пор ничего не помню, что было до нового года.