Спрятав свое раздражение, особистский политрук Ананидзе практически спокойно пояснил.
Как я ни приглядывался, никак не мог на глаз отличить его знаменитые протезы от настоящих ног.
— Что муж с фронта пишет? — спросил уже шкандыбая в сторону лестницы. Не идти же молчаливым бирюком. Мне этот разговор ничего не стоит, даже времени, а ей приятно.
Сказал бы я им что положено, на кого положено и как положено, но доктор позавчера предупредил, что надо быть терпеливым и, по возможности, вежливым.
— Думайте, — усмехнулся я и вышел из палаты.
— Мы следим, не беспокойтесь, — уверили меня.