— Зачем его доказывать? — не понял я. — Я не отказываюсь.
— Почему нельзя? — улыбнулся комиссар. — Чай не дефицит. Мы Китаю помогаем оружием, они нам чаем и рисом через Монголию. Индийский чай вот пропал, а я его вкус больше люблю. Раньше его морем в Одессу поставляли. Одесса теперь под румыном. Проливы у турок, что вот-вот могут в войну влезть на стороне Германии. На Кавказе приходится целый фронт держать против османов. А что поделать? Без Баку и его нефти нам очень плохо придется. И так вон авиабензин американский через Англию получаем. Пароходами.
— Так точно, товарищ Сталин, — отрапортовал я. — Первый раз, когда сгорел мой парашют, я умудрился попасть на заснеженный склон глубокого оврага и не разбиться об землю, а только получить контузию и сломать ногу. А второй раз очнуться от клинической смерти в новогоднюю ночь.
Потом и я из сидора московскую ''белоголовую'' бутылку вынул. Что тут на трёх здоровых мужиков какой-то литр? Да еще под такую шикарную закусь? Бабы пили мало.
Усталая женщина лет тридцати закутанная в валенки, длинную суконную юбку, чёрный ватник и два бурых пуховых платка. Один на голове другой на груди крест-накрест поверх телогрейки. На носу очки ''велосипед'' в темной роговой оправе.
— Я с ней еще не говорил. Да и говорить с ней буду не я, — ответил политрук.