На третьей неделе парить меня вошла в парную с вениками не Лиза, а мать. На мой недоумённый взгляд, она только перекрестилась и торжественно сказала.
Тут нам и завтрак принесли. Плотный. Кроме овсяной каши с порцией сливочного масла был омлет из ''яиц Черчилля''. И дополнительно кусок умопомрачительно пахнувшей копченой конской колбасы на дополнительном куске хлеба. Что только утвердило нас всех в приезде сегодня в госпиталь ну очень высокого начальства. Которое выше просто высокого. Ибо самое высокое начальство за колбасу для раненых похвалит, а просто высокое ее отберет, так как ''не положено'' утвержденной раскладкой пищевого довольствия Санупра РККА.
— А вот это, как коммунист-агитатор, будешь читать ранбольным обмороженным бойцам по палатам, — политрук подмигнул. — Таково тебе второе партийное поручение. Первое ты выполнил. Теперь твоя палата жестокие романсы поет. Мещанство конечно, но все же не похабщина с уголовщиной. А теперь пошли обедать. Ты у нас нынче ходячий, так что в столовку общую направились.
Я почти влюбился в красивую девочку Соню, но она отвергла меня.
— Хорошо. Один экипаж санитарного поезда оставите здесь, — рыкнуло большое врачебное начальство. — Я распоряжусь. Врачей сами отберете. Но чтобы завтра начали принимать ранбольных. Места у вас много. А в городе их уже и класть некуда. Детей из школ повыгоняли.
— Мне плевать, что там тебе обещал Жигарев, — в раздражении высказал генерал-лейтенант и добавил несколько матерных конструкций. — Нынче командующий я. И будешь ты выполнять приказ, как положено старшему командиру Красной армии. Ясно!