Костя вскидывает голову, будто к чему-то прислушиваясь. Кивает.
– Сядь, Витя! – добавляю в голос командных интонаций, и журналист послушно садится. – Взгляни хотя бы, акула пера! Неужели даже неинтересно?
Было очень эпично, когда Рекс за раз раздавил пак свистаков. «Крохотные кристаллы сущности» сменились «маленькими», а эти распылялись уже на пять – двадцать единиц ресурсов сущности, как повезет.
Очков опыта до следующего уровня социальной значимости: 20/19000.
Встаю, чувствуя равнодушие и, может быть, очень слабый интерес. Кому интересен какой-то Панфилов, который что-то будет говорить, отрывая их от уже сложившегося общения?
Все время в ожидании возрождения я испытываю посмертную боль. Смерть – не избавление, и боль в эти три секунды великого ничто между жизнями, как наказание, жесткий жгучий кнут, призванный закрепить рефлекс. Биться надо до последнего, потому что и после того, как погибнешь, будешь страдать.