И это я, давясь бешенством и бессилием одновременно, отдал приказ прекратить разбирать пожарище и не искать виноватых, по крайней мере сейчас, а продолжать эвакуацию: живым помощь требовалась больше.
– Мир! – подтвердил он, пожимая ладонь. – Чем теперь займешься?
– Если кто и может вывезти меня отсюда с документами – то только ты! Заразным я быть не могу – ветрянкой переболел, успели просветить. Там, на месте, я уже смогу добраться до Тихона Сергеевича без свидетелей!
Поздно вечером из кранов перестала течь вода. Совсем. Горячая кончилась еще утром, причем по моему личному распоряжению – следовало экономить топливо, запасы которого были отнюдь не бесконечны, а ездить разыскивать и тырить еще и мазут мне как-то не улыбалось. Для хозяйственных нужд госпиталя я выдал несколько «огоньков», найденных в сейфе главврача, но общее горячее водоснабжение было отключено. А теперь не стало и холодной. Красота! И обе запасные цистерны были пусты!
– Что еще-то? Обвинение в изнасиловании вашей собаки, поедании детей?
Успели. Поредевший гарнизон перекрыл северные выходы с Технологической площади до того, как первые ряды митингующих появились в поле зрения.