– Бруня, пусти, – шикнула на нее Ника, но несколько шагов вынуждена была сделать, пока прижавшая уши собака не отпустила поясок и не легла прямо ей в ноги, тоскливо посмотрев то на нее, то – повернув морду – в сторону дивана, на котором дремал хозяин.
– Я даю слово, – неохотно выдала медвежья пасть тоном, мало походящим на человеческий голос, но вполне разборчивым и понятным.
– А торт большой? – Вновь затарабанил он пальцами.
Посмотрел на часы и вбил по памяти одиннадцать цифр, за которыми в это время можно было услышать Диму.
– Я клянусь честью в верности своему внуку, Артему Шуйскому, и обязуюсь подчиняться, – в этом голосе была усталость и толика недоумения, непонимания.
– Тогда вот тебе пятьсот рублей, купи нам мороженое.