Я легла на подушку. Порядок, значит, порядок. Сказали лежать — значит, буду лежать. Покормят опять же. Есть хотелось. Потому что из-за службы своей я два дня питалась кое-как, и если не считать вечернего, позавчерашнего уже чаепития с Лукерьей Павловной и Мамаевым, маковой росины во рту не держала.
— В нее превратиться, в богиню, в неназванную. Сказал, силу мне это великую чародейскую даст, так что я смогу своими силами за Митеньку отомстить. Я же первый раз в церкви перекинулась. Боялась страшно, Палюля на стене мне ее нарисовал, чтоб ничего не отвлекало. Да даже изображение ее огромной силой обладает! Я сквозь него и уйти вчера смогла, и даже потом с тобою беседовать. А я боялась раньше…
Я резво подскочила, начала шебуршать тряпками, оголила неклюдовы колени, выпуклые, мужские, волосатые. И выдохнула — ссадины! Только и остается, что подорожник приложить!
Ляля накинула на плечи отороченную кружавчиками пелеринку, надела шляпку, тоже до крайности кружевную — уж не дядюшка ли ей велит так одеваться? — и мы вместе спустились на первый этаж.
— А могут ли господа великие чардеи для своей приказной пустышки пояснить, что именно им понятно? — проговорила я неприятным голосом. — Мне немножко обидно, что меня втемную используют. То есть я, конечно, не против и в вашем распоряжении, но хотелось бы осмысленно ваши приказы исполнять.
— Да какие родители, — Ляля усмехнулась, на этот раз грустно. — Сирота я. У дядюшки в приживалках живу, все никак не соберусь отдельные апартаменты подыскать. А двадцать пять годков мне еще весной исполнилось, сама себе хозяйкой стала.