Самописец оказался аппаратом несложным, но напичканным магией под завязку.
— Ванечка, что ты делаешь? — плакала я нумерная. — Мне больно…
Лохмотья на груди неклюда разошлись в стороны, обнажив торс, поросший редкими седыми волосами. Точно по центру грудины я увидела клеймо — десятиногого паука, заключенного в круг. Кожа, и без того обезображенная ожогом клейма, там, где обозначалось паучье брюхо, была повреждена, наружу из-под нее торчала длинная, пядей четырех, суставчатая лапа с острым когтем на конце. Лапа шевелилась, именно ее движение заставило распахнуться одежду покойника. Крестовский подскочил к столу, занося нож. Я опрометью выскочила из комнаты, решив, что перестану бояться покойников как-нибудь в другой раз, и вернулась в кабинет к диванчику и графину с водой.
— Ну так, может, он и не так уж не прав? — Иван Иванович по-простому, без колдовства пододвинул себе кресло и с удобством в нем обустроился.
— Да уж, Андрей Всеволодович нас не оставляет заботами своими. Он его на Митькино место определил — чиновник восьмого ранга Е. Попович. Юное провинциальное дарование, студент-заочник и бравый…