Для Голицыных, мечтавших о сне последние несколько часов, это было достаточно сильным моральным ударом, чтобы упустить инициативу. А затем… увиденного далее хватило, чтобы признать себя вторыми.
– И я внизу дощечек! Да никто не будет смотреть, что ты переживаешь!
– Я еще нужен? – меланхолично уточнил Тихомир.
– Не дай бог, – вздрогнул я и похромал искать Таню, оставив товарища приходить в себя.
– На воде спокойней, – угрюмо согласился Паша.
– Двести миллионов, – без капельки эмоций произнес он.