Двое или трое алебардистов рванулись было к Атлике, но их оружие вспыхнуло, едва коснувшись невидимого купола, окружившего девушку. Мелькнул пущенный каким-то уцелевшим чародеем огненный шар – он разбился о ту же невидимую преграду, рассыпался веером ярких искр, не причинив никакого вреда.
Сумерки мира, внезапно припомнилось Фессу. Он должен пройти через сумерки мира, чтобы вновь стать самим собой. И кому ведомо, не знаменует ли наступление чёрного мора полосы того самого «вечера»?..
Фесс чувствовал. И, наверное, даже острее своего наставника – потому что был человеком.
Фесс молча кивнул. Не такое уж сложное дело – служить проводником Силы, тем более – посылаемой несколькими десятками опытных и бывалых волшебников.
Последнего, шестого, дракона Фесс уложил голыми руками, когда боевое опьянение достигло пика. Он понимал, что из обеих жертв сейчас уходят последние капли жизни – и эти последние капли наделили Фесса такой мощью, что он, подобно северянам-берсеркам, отшвырнул собственный посох, ринувшись к последнему врагу и схватившись с ним грудь на грудь. Это было уже за пределами разума и рассудка – живая человеческая плоть против плоти мёртвой, специально созданной для умерщвления других; кулак Фесса врезался в потянувшуюся к нему лапу, всю усаженную острыми костяными шипами, – и шипы бессильно ломались, столкнувшись с незащищённой никакими доспехами кожей смертного. Подпрыгнув, Фесс обхватил обеими руками уродливую голову, пригибая её к земле; затрещали позвонки зверя, Неясыть рванул в последний раз – громадная башка осталась у него.
– О-ох, – только и вздохнула Атлика, принявшись дожёвывать ветчину. Фесс отвернулся к окну.