Сибиллу я не увидел, прошел через полупустой зал до соседней лестницы, ведущей в другую часть здания. Ту, куда люди приходили не для встреч с женщинами, а ради ставок и азартных игр. Внизу, в подвале, если не было паводков, проводили собачьи и кулачные бои. Чуть выше играли в карты. Еще выше – в бильярд.
Впереди забрезжил свет, и лодка вырвалась на открытую воду Трубного пролива, тусклое солнце, прячущееся за дождевыми облаками, и свежий ветер, прямо под мостом Власти. Светляки были напротив – серые и красные здания, слишком высокие и тяжелые для такой почвы. Основа фундаментов здесь – стволы лиственниц, когда-то срубленных в горах на границе с Княжеством Йевен. Эти деревья, находясь в воде, лишь приобретали прочность, так же как королевские дубы. Но даже они не могли вечно держать подобный вес, а оттого Светляки напоминали город пьяниц. И, стоит заметить, создавалось впечатление, что пили по-черному здесь исключительно здания. Они были наклонены в разные стороны, порой опираясь друг на друга, точно припозднившиеся приятели, возвращающиеся из паба.
Ни через пять секунд, ни через двадцать. Эта дрянь даже не подумала взорваться.
В самой дальней камере жил Плакса. Я не знаю, как он выглядит, что совершил и за что пребывает тут. Он все время громко вздыхал, точно печальное привидение, а к ночи начинал плакать. Это страшно злило Вилки, который сразу же принялся орать, чтобы Плакса заткнулся, отчего последний рыдал еще громче.
– Не понимаю я тебя. – Хозяин «Шарлотки» не удержался от комментария. – Как ты его вообще пьешь?
Я вспомнил крошку «Матильду» и всех тех людей, что сражались вокруг нее. Солдаты столько месяцев считали этот островок стали, не сдавшийся на милость искиров, своим домом. Наверное, она до сих пор ржавеет где-то там.