В трехстах метрах от меня верещал раненый ящер, пытаясь встать без ноги. Повсюду валялись мертвые, утыканные ледяными сосульками. Эх!.. А ведь утро начиналось неплохо. Медальон светился, поглощая эмбиент, оставшийся от погибших, негромко звенела Книга, сообщая мне о том, что у меня прибавляются дайны. Голова слегка закружилась от эйфории после притока эмбиента. Достав арбалет и прицелившись, я пристрелил раненую ездовую ящерицу: ее визг меня сильно начал раздражать. Потом, вынув белую ткань, вновь помахал ею перед собой. Там, на шаурагах, наверняка сейчас вовсю паниковали: я видел, как на одном из ящеров по канатам вниз спускались человечки, закутанные по самые глаза в какие-то тряпки; оказавшись на песке, они разбегались во все стороны. Другие пытались развернуть неторопливого ящера. Еще на одном я увидел нездоровую суету: из палатки появилась странная конструкция из каких-то шаров и трубок. Не желая выяснять на своей шкуре, что это за хреновина, я послал туда Скачущую молнию. Заряд электричества ударил по суетящимся возле странной штуки человечкам и стал носиться между ними, поджаривая одного за другим. Это, видимо, стало последней каплей, и на одном из шаурагов, самом большом и разукрашенном, раздались крики. Замотанные в тряпки торгаши принялись размахивать оранжевыми флажками, призывая к миру и переговорам.