— Не очень-то согласуется с вашей версией о том, что преступления совершает маньяк.
— Кристина мне совсем не мама. Наверное, она бы называлась мачехой, но они с папой даже не женаты. К тому же она слишком молодая и для мамы, и для мачехи.
— А ты, Карди, думаешь, что можешь решать, что кому должно принадлежать, а что не должно, да? Тебе бы лучше поостеречься, потому что время твое прошло, и осталось его совсем мало. И тебе не нужно было приходить сюда и говорить со мной так, а стоило сидеть тихо в той дыре, из которой ты выполз, пока твое время не кончилось вовсе.
К тому моменту, как Гронский закончил свой рассказ, минутная стрелка на часах Алины успела сделать полный круг, на столе появились и опустели еще несколько чашек с кофе, а сигара Кардинала догорела, и только маленький ее кончик возвышался, как коричневый пенек среди толстых поваленных стволов из серого пепла. Кардинал слушал очень внимательно, изредка задавая уточняющие вопросы: про «Красные цепи», «Хроники Брана», и в особенности про свойства ассиратума. Наконец наступило молчание.
— А это что такое? — Гронский смотрел на россыпь мелких вещей на асфальте. — Вот тут… яркое что-то.
— Помните, я вам рассказывала про закрытую зону в здании «Данко»? Ну ту, в которую можно попасть только через дверь из коридора верхнего этажа? Так вот, вчера ночью мне удалось туда пробраться, представляете?