Бабка же блины затеяла, да со шкварками, с яйцами жареными, с лучком… красота… стали у печи, как некогда, она на одной пательне колдует, я с другою. И говорим, обо всем и сразу. Я ей про Акадэмию, она мне — про свое житие… за окном вовсе светло сделалось.
И руку протянул жеребцу… не станет он пробовать, не будет мучить ни уздой, ни седлом. Нет их в степи, есть лишь просторы маковые, медвяника дух, сладкое кобылье молоко…
Далее уж он ничего не сказывал, а я не спрашивала, хотя ж мучило меня любопытство со страшенною силой. Да только не тот Фрол Аксютович человек, чтоб с расспросами лезти.
— Какая она моя! — Ото ж нашли, чего присвоить.
Но Арей слухать не захотел. Короб сунул, калиточку тронул, она и отворилася тихо.
И сам Арей сделался ниже. Шире в плечах… одежда и та переменилася. Не куртка черная — но кафтан стрелецкий алый, правда, изрядно заношенный и с заплатой на руке.