Жалко, ты не слышишь, как там, на станции, люди просят правды.
Артем, обозленный на себя и на этого глупого старого враля, положил затылок на истыканный пулями песок и сжал веки. Сказочник гребаный. Только на душе короста нарастет – кто-нибудь придет и отковыряет.
Ничего из Питера. Ничего из Екатеринбурга.
– Какое все! – поглядел на него Артем. – Теперь в бордель!
Через решетку перил, снизу вверх почудились, нет, не почудились черные бутсы.
Скакал, рука в стену провалилась – проем, что ли?! Упал, поднялся; сел, стал к голосу, к натужному кашлю, пододвигаться.