– И хорошо. Хорошо, что трус! Зато на свободе разгуливаешь, а не в дурдоме в смирительной рубашке – головой о стенку… Я ее предупреждал. Дуру. Ты же буйный! Ты в зеркало на себя посмотри! Будь моя воля…
Голос Тимура, что ли? Летяги и Артема товарища. Он же раскольник, Тимур… Он ведь отходил вместе с Лехой, с Гомером, с вырученной Аней! Почему он тут? Почему вернулся? Он же сейчас бункер штурмует. Или взял его уже? Принес на заседание Совета бессоловскую срубленную голову?
Пригибаясь – бегом вдоль молчащей Библиотеки, где Артем когда-то страх оставил; под ее незрячими окнами, под слоновьими тумбами ее колонн, по отставшим от стен мраморным плитам. Черные сзади вылетели следом из вестибюля Боровицкой, похожего на вход в усыпальницу. Засомневались – по улице без защиты.
Тех, кто брел последним, подхлестывали, поджимали автоматчики. За автоматчиками шли саперы; тащили ящики, разматывали провода.
Переход на Охотный ряд был длинный, нескончаемый, словно специально Артему тут построенный, чтобы он успел за этот переход передумать.
По плечам, по головам, друг по другу, закарабкались Артем с остальными на платформу. Снова оглянулся назад – и отметил черные шерстяные лица в толпе. И они его, черного, отметили.