Поскакал, приволакивая ногу, к сторожке: может, там что-нибудь? Гранатомет?
– Ты так говоришь… Так девочка не может говорить. Ты же девочка. Хрупкая. Изящная. Вот эти руки твои… Ручки…
– Готовченко! – сказал Петр Ильич. – Я разделаю, на кухню тогда доставлю. Что сказать-то? Запечь? Рульку потушить?
– Должна быть причина, – опять затвердил Летяга.
Лампа была подвесная, пыталась не только вперед заглянуть, но и вниз, под прозрачное днище.
– Мрем! Вымираем! Сил нет! Пощади! Господи, избавь! Выручи! Не дай! Не дай загинуть! Крошечку! Баланды! Не себе, ребенку! Мразь! Отпусти! – толпа перестала говорить по-человечески и опять застонала единой глиняной грудью. – ГРИБООООООООВ!