Ушла я в соседнюю комнату, нашла свечи, зажгла, потом шагнула к неприметному шкафу у дальней стены, достала ножницы, бинт, спирт, мазь для заживления ран и вернулась в спальню. Лорд-директор находился все в том же пограничном с бессознательностью состоянии, и потому я не стала интересоваться его мнением, когда подошла и приступила к разрезанию рубашки.
– Да, – согласился Юрао. – И я все не могу понять почему. Похоже, мы с кем-то очень коварным имеем дело. А теперь я все думаю, этот кто-то знал, что мы не сможем арестовать вашего Тьера или не знал? Если знал, тогда для чего ему все это?
– Пошла отсюда, – прошипел тот самый темноволосый, который всего минуту назад откровенно флиртовал с ней, – а мы тут с Дэйкой-подавальщицей побеседуем. Может, даже мирно…
– Следы ругательств и проклятий, если они звучали, – опустив голову, ответила я.
– Вчера к обеду заявилась в мою лавку леди! Да только какая с нее леди-то? Ко мне в кабинет вбежал Никлас, – это был старший племянник гнома, – и говорит: «Дядя, там такая красивая женщина! Ты бы видел! Стройная, глазищи огромные, кожа белая!» А я что, старый дурак, хмыкнул, да и уткнулся в накладные… На кой мне нужна какая-то леди, моя госпожа Гровас всех на свете красивее, на других и смотреть не хочу… Дурень я дурень! Как есть дурак старый! Ой, дурак… Опомнился, когда смех услышал, злой такой, да дверь хлопнула… И как этот смех услышал, все в груди сжалось! И моя госпожа Гровас тоже услыхала и первая в лавку побежала-то… А там… Дэя, мальчики-то мои, вьюноши уже, это я знал, да чем их взросление обернулось… Горем, Дэя!
– Четвертый. – Яне внимание очень льстило, она заулыбалась и кокетливо поправила волосы.