– Даже когда ты вся в соплях, – сказал Фокс назидательным тоном, – ты все равно самая красивая на «Тушканчике». А может, и во всей группе F. Тебя все обожают. Между прочим, Марго к тебе не приставала?
Впереди шел капитан Успенский, еще не подозревающий о том, что месяцем позже он навсегда получит свое знаменитое имя «Рашен». Впрочем, скажи это Успенскому тогда, он бы и ухом не повел. Капитан был вообще никакой, если не сказать жестче. А следом показался Вернер, и в глазах его сквозило плохо скрываемое безумие.
– По мне уже десятый год больница плачет, – на полном серьезе поддержал его Эссекс. – Как уйду на пенсию, тут же лягу.
– Тише, ты! Да не дергай! Ну же, Энди! Отпусти!
– Вы действительно очень похоже себя ведете. Мне-то видно со стороны, тем более что я старика много лет наблюдал, а ты и так вся как на ладони. И он тебя за это любит, за то, что… Как бы это сказать. Понимаешь, в его жизни всегда было место подвигу. Это у него естественная реакция на опасность – не бежать, не прятаться за других, а совершить поступок. Даже через силу, даже через «не могу». Он и меня этому учил. Правда, не вышло. Я по жизни не рыцарь совершенно. Мне для подвига нужен какой-то очень серьезный повод.
– Сам придумал, сам и вишу. Раньше это было правильно. А теперь выходит, что мы заложники собственной позиции. Такой умной и выгодной.