– Сарказм – это хорошо, вредность тоже. Виктор Сергеевич, засвидетельствуй, пожалуйста.
Ну не вызывает он у меня жалости, еще один из бандюков, который пытался убить меня и моих друзей. Правда, вот так, в открытую, лицом к лицу, я впервые разговаривал. До того как-то штурмовые скафандры мешали.
– Да, очень сентиментальная, – кивнул я, отмечая, что его левер все так же лежит на локтевом сгибе левой руки, а правую он держит на шейке ложа, положив большой палец на курок. Лавочник тихо отошел в сторону. – Люблю собак, особенно своих. Вы что-то имеете против?
– Не спеши, торопыга. – Я брел вдоль ручейка, вглядываясь в камешки и песок и порой их ворочая. На расстоянии десять метров я нашел еще пяток самородков, а потом плюнул на все, вытащил один из котелков и попробовал промыть песок и мелкий гравий, который был под галькой.
– Ничего, потерпим. Там семеро, из них одна точно барышня. Значит, пока сидим, ждем. Гадить они в любом случае будут в том клозете. – Я кивнул на торчащий неподалеку от зимовья дворовый туалет. – На обратном пути снимем одного, благо окон с той стороны нет. И выдавим все, что он знает.
А повар покачал головой, поглядел на блаженно лежащую на моем сапоге и даже не ворохнувшуюся головану и налил мне еще кофе. Отменный кофе, кстати.