К тому моменту, когда я до этого зала добралась, сердце стучало как шальное. Но не от страха перед куратором, нет. Мне последний сон вспомнился! Эта ужасная ванная, эти отвратительные зеркала, эта мерзкая пена, и… Черт, кому я вру?
Ну а вместо люстры теперь висел какой-то страшненький светильник, вызывавший ассоциации с лампочкой Ильича.
— Эмиль? — переспросил Фиртон. — Он не придет. Хотя бы потому, что не услышит. Вот если бы ты использовала телепатический вызов…
Увы, оспорить эту позицию было невозможно. То есть у меня аргумент по-прежнему был, но слова опять-таки не улики. Плюс, глядя на то, что творится, я окончательно утвердилась в мысли — мое признание не поможет. Единственное, чего добьюсь — мести куратора. Все.
— И что? — парировал чешуйчатый собеседник.
Впрочем, последнее — это все-таки нервы, а не разум. Разум говорил о том, что вреда мне не причинят. И дело не только в обещании куратора. Просто — если бы он хотел меня уничтожить, то давно бы это сделал.