Клесх распахнул дверь так, что она едва не сорвалась с петель. Вид молодого ратника был страшен: правый бок окровавлен, рубаха задубела и прикипела к телу, лицо в багровых брызгах и разводах, на руке висит едва дышащая, дрожащая Майрико.
Говаривали, будто в этой гиблой стороне даже не находили Осененных. Уж со времен Гнилого Мора – точно. О ту пору, правда, земли эти будто бы назывались Путеводье. Но, может, просто болтают. Кто теперь вспомнит, что творилось столько лет назад?
По стенам метались тени. Колдовское сияние делало лица живых бледными и серыми. В горле першило от слез. Падали, падали, падали слова заговора, который отпускал душу с земли и затворял мертвой путь.
– Ну, ну, – негромко приговаривал Фебр, осторожно приближаясь и ловя узду.
Говорят, в незапамятные времена этот Велик день назывался не Колосовик, а Звездопадец. Ибо только раз в год, в эту ночь, небо, как слезы, роняло звезды. Но то было давно, сотни сотен лет назад, до того, как ночь стала принадлежать Ходящим. И Тамир всем сердцем возненавидел живущих во Тьме. Потому что, не будь их, все в его жизни сложилось бы иначе…
– Нет, не понял, – упрямо вскинулся Тамир. – Кровь я и сам затворить мог, и рану срастить, просто я еще мало выучился. Времени больше потратил бы, да и все. Он, поди, тоже не сразу таким умелым стал!