Отец, отчаявшись, заколол единственного теленка. Горячей чистой кровью животного кропили парня и дом, прося Хранителей отвести злой недуг. Но то ли Хранители не услышали мольбы, то ли теленок показался им слишком тощим, но Лют умер. Лицом он был черен, а изувеченная рука смердела так, как не смердят и трое суток пролежавшие на жаре мертвецы.
Крефф был выше ее на три головы, на столько же шире в плечах и силищи преогромной. Но двигался он, несмотря на рост и тяжесть, мягко, словно кот. Однако была в его движениях и медлительность, свойственная людям крупным, самоуверенным, переоценивающим собственную мощь.
Креффа же принимали в самой богатой избе – у старосты.
– А может, просто испугалась к покойникам идти? – усмехнулся одноглазый крефф.
– Чего трясетесь? Меня, что ль, старую, испужались? Хороши, ничего не скажешь, при виде бабки беззубой едва не визжат. Ну, чего встали? Сюда идите, дурынды, кому говорю.
Можно было, разумеется, позвать колдуна, дождаться, покуда он дохляка своими камланиями со дна подымет и упокоит чин чинарем. Но сколько денег на то надо? Лучше самим попытаться. Свой хребет трещит, а серебра не просит. К вящей радости всего города, получилось. Вытащили стерву. Все по укладу.