– Да так, подумалось вдруг, что ты всегда тут была, как колодец во дворе. Или как стены… Ходишь, брешешь на всех. Поди, даже Рэм не помнит тебя молодой.
– Сегодня, душа моя, буду учить людей жизни лишать.
– Дитятко, давай к Нэду сходим. Колдун наказания не минует. Не молчала бы ты.
Никогда ранее парень не был в такой глухой чащобе. По чести сказать, он боялся леса. Однажды, когда ему было, должно, весен пять, мать взяла сына по клюкву. Тогда был знатный урожай ягод, бери – не хочу, целыми кузовами. И женщина собралась пополнить запасы.
Ива брела, неся на руках молодшего сына. Двухлетний кроха дремал, прижавшись щечкой к плечу матери. Следом тянулись парами шестеро ребятишек и держащая за руки меньших бледная до синевы Слада с выпирающим под меховым кожухом животом. Зрелище они являли собой более чем жалкое. А мужчина, лежащий на волокуше, и вовсе походил на покойника. Восковое лицо, серые губы, ввалившиеся глаза с плотно сомкнутыми веками, безвольно покачивающееся тело…
Зацепившись за широкую ладонь, на землю спрыгнула из возка чудна́я девка. Кудлатая, простоволосая, в диковинном платье, скроенном будто бы из малых отрезов разрозненных тканей – пестром, мешковатом, кривом. Плетеная опояска была грошовой, свитой из обычной пеньковой веревки, а уж привесок на ней…