Выглядела она великолепно. Длинные волосы заколоты с элегантной небрежностью, неброский макияж подчеркивает большие голубые глаза и изящные губы, дорогие джинсы, короткая кожаная куртка, модная сумочка…
Тареев убрал телефон в карман, вошел в кафе и внимательно оглядел зал.
Дверь в кабинет закрылась, глаза привыкли к полумраку, Елакс огляделся. Первое впечатление оказалось обманчивым — комната была освещена. Очень продуманно освещена: на стул, предназначенный для Рудольфа Казимировича, падал скудный поток света, а вот повар, расположившийся напротив, скрывался в тени. Ни лица, ни одежды — только неясная фигура.
— Можно сказать и так, — медленно ответил Тареев, машинально припоминая первую встречу с Маринкой.
— Привет, — выдавил я из себя. — А я из Липецка, и я нормальный.
Деда Катя совсем не помнила — бравый летчик умер, когда девочке не исполнилось и четырех. А вот бабушка ее, можно сказать, вырастила. Алевтина Васильевна научила внучку читать, считать и писать, за что первая учительница сильно хвалила родителей на собрании. Мама благодарно улыбалась, но признаваться, что ее заслуги в достижениях дочери нет, не спешила. Бабушка укладывала Катю спать, читала ей сказки, утешала после ссор с друзьями и учила готовить настоящий борщ. Алевтине Васильевне Катя доверяла все на свете. У нее были тайны от мамы, но не от бабушки.