Надо было поесть, а сил на поиск чего-либо съедобного не было. Тело как не своё, непривычно жилистое, оно слишком резко отвечало на любую попытку пошевелиться. Осторожно, стараясь не делать лишних движений, Роман добрался до ручья, опять напился и сел на камень на краю небольшого омута, бездумно уставившись на противоположный берег. Пульс волнами отдавался в голове, слабый ветер перебирал спутанные пряди отросших волос. Журчала вода. Боковым зрением Роман заметил какое-то движение. Раньше, чем мозг сумел осознать увиденное, тело плавным движением развернулось, и в протянутой руке забилась рыба. Шишагов ударил трепещущую тушку головой о камень и выбросил её на берег.
«И плевать, залёг в берлогу тамошний медведь, или нет. Он может, сдох давно, а я всё со скал спуститься боюсь! Остальных- то я сам съем, и серых и пятнистых. Утром пойду, как солнце встанет!»
Вывороченные корни дерева с пластом сохранившейся на них земли образовали заднюю стену логова, охапка лапника стала постелью. У входа Шишагов соорудил очаг из камней. К вечеру обустройство практически было закончено. Роман разжег в очаге огонь, дождался, когда соберется достаточно золы, и зарыл в нее ободранную тушку грызуна.
Под помостом довольно урчало, трещала под когтями чешуя. Интересно, она что, всю рыбину за раз сожрать собирается? Роман уже собирался спасать котёнка от переедания, но возня в носу лодки затихла. Он аккуратно заглянул под сучья помоста. Лохматая попутчица сопела, обняв передними лапами обгрызенную рыбью тушку.
— Зря ты на праздник не пришёл, людям не понравилось — сказал шаман — ведь именно твоё копьё пробило киту сердце.